Зашёл в самолёт. Сел в кресло. Пристегнулся. Уже хотел было расслабиться, но не тут-то было — стюардесса улыбнулась так официально, что я автоматически проверил, застёгнута ли у меня ширинка.

Город, в котором чисто не там, где убирают, а там, где не мусорят

Минск встретил меня чистотой, которой позавидовала бы операционная швейцарской клиники. Я бросил окурок и не успел моргнуть, как он исчез. То ли ветер, то ли специально обученные люди, то ли сам асфальт поглотил — из уважения к городу.

Улицы в Минске прямые, как линейка школьного отличника. Проспекты широкие, как объяснения опоздавшего на работу чиновника. ### И всё это спланировано так гармонично, что начинаешь подозревать — город построен по линейке, которую никто не смел изогнуть.

— Как вам наш город? — спросил таксист с усами, похожими на герб какой-то несуществующей республики.
— Как хорошо выглаженный костюм, — ответил я.
— Это комплимент?
— Это констатация. Костюм отличный, но интересно было бы узнать, что в карманах.

Белорусские законы: инструкция, как улыбаться официально и неофициально

В Беларуси есть негласный закон: если ты идёшь по улице — иди так, будто у тебя есть цель. Если сидишь в парке — сиди так, будто отдыхаешь по расписанию. Я стоял на площади Независимости и смотрел по сторонам с таким видом, будто провожу инвентаризацию городского имущества. ### И только тогда местные перестали на меня коситься.

Мне рассказали про традицию белорусских чиновников: если документ подписан одной ручкой, его нельзя исправлять другой. Я спросил — а что если чернила закончились? Мне ответили — чернила в Беларуси не заканчиваются. Как и терпение.

Светофоры в Минске работают с такой точностью, что можно сверять часы. Красный загорается ровно в тот момент, когда ты решил перебежать дорогу. Зелёный — когда ты уже передумал и решил пойти в другую сторону. ### Белорусы на красный не переходят не потому, что боятся штрафа, а потому что это нарушает гармонию мироздания.

Минчане: люди, которые говорят тихо, но слышат всё

Белорусы — удивительный народ. Они могут не соглашаться с вами так вежливо, что вы уйдёте с убеждением, что победили в споре. А через неделю поймёте, что всё получилось так, как хотели они.

В минском ГУМе я встретил продавщицу, которая помнила цены на все товары, включая те, которых уже нет в продаже. Я спросил — как вам это удаётся? Она ответила — я здесь работаю с тех пор, как цены были ещё в других деньгах. ### И я подумал: вот что значит стабильность — даже инфляция не меняет человеческую память.

Старушки в Минске выглядят так, будто помнят не только советское время, но и трёх последних царей. При этом с мобильными телефонами они обращаются ловчее моего племянника-программиста. Видел, как одна бабуля синхронизировала свои часы с телефоном, а потом объясняла подруге, что такое облачное хранилище.

Достопримечательности, от которых не скроешься, даже если очень стараешься

Чтобы понять Минск, нужно посетить Национальную библиотеку. Чтобы посетить библиотеку, нужно понять принцип ромбокубооктаэдра. Чтобы понять принцип ромбокубооктаэдра, нужно быть либо архитектором, либо человеком с хорошим пространственным мышлением. Я — ни то, ни другое. Поэтому просто сказал "Вау", как и положено туристу.

Площадь Победы настолько торжественна, что я автоматически выпрямил спину и втянул живот. Обелиск смотрел на меня сверху вниз с таким достоинством, что я почувствовал необходимость извиниться — за что именно, я не понял, но на всякий случай извинился.

Замок в Мире — это место, где история встречается с реставрацией и не может понять, кто из них главнее. ### Я бродил по залам и с каждым шагом всё больше запутывался: это аутентичная плитка XVI века или новодел? Это средневековая кладка или современный камень под старину? В итоге решил просто наслаждаться атмосферой и перестать быть экспертом.

В плену у минских ситуаций

В ресторане я заказал драники — белорусское национальное блюдо. Принесли что-то, напоминающее то, что получается, когда моя тётя Роза решает порадовать внуков на Хануку. Я спросил официанта — это аутентичные драники? Он посмотрел на меня с таким выражением, будто я спросил, настоящее ли солнце на небе.

— Конечно, настоящие! По рецепту моей бабушки, — сказал он.
— А ваша бабушка точно белоруска? — уточнил я.
— Разумеется! Правда, она жила в деревне у польской границы. С литовской стороны. Рядом с украинцами. И я понял: в белорусской кухне, как и в белорусской душе, соединились все соседние влияния, но получилось что-то своё, особенное.

В минском ЦУМе я застрял между отделом льняных изделий и сувенирной лавкой с аистами всех размеров. Спросил у консультанта — где выход к метро? Она посмотрела на меня как на человека, который ищет выход там, где нужно найти вход, и сказала:

— Вам нужно спуститься на первый этаж, пройти мимо кассы, свернуть у отдела кондитерских изделий, миновать секцию "Всё для дома" и выйти через третью дверь.

Я поблагодарил и пошёл. Через полчаса я снова стоял у отдела льняных изделий. В ЦУМе оказалось семь первых этажей и четыре секции "Всё для дома". ### Минск — город, где даже заблудиться можно только по системе.

Вместо заключения

Минск — это город, который доказывает: советское наследие можно носить с достоинством, если регулярно обновлять гардероб. ### Это как встреча выпускников, где все помнят прошлое, но говорят только о будущем, старательно обходя настоящее.

В аэропорту на вопрос — что больше всего запомнилось в Минске, я честно ответил — порядок. Пограничник кивнул так, будто я сдал экзамен, и поставил штамп в паспорт с такой точностью, что все предыдущие штампы вдруг почувствовали себя неаккуратными.